Табынская и Дутов. Часть II

Для понимания, что же тогда произошло, попробуем вникнуть в некоторые нюансы.

Конструирование пространства

Как уже говорилось в предыдущей части, почитание Табынской в Оренбуржье началось в 1850-е годы, крестный ход с ней сопровождался невероятным ажиотажем.  Понятно, жизнь в губернии была скучна и малособытийна, но основное значение иконы, по крайней мере, в контексте нашего разговора, не в развлечении граждан. И не в исцелениях, не в санитарно-просветительской работе в холерные времена, и даже не в удовлетворении религиозных потребностей паствы.

К середине позапрошлого века геополитическое значение края как главного форпоста России на азиатском направлении сильно уменьшилось. Зато завершился переход от состояния колониальной окраины к статусу хоть и окраинной, но полноценной и самодостаточной провинции. До того историю Оренбуржья делали приезжие, командировочные и вахтовики. А теперь в активную жизнь вошли поколения рожденных на этой земле, у которых, в отличие от их предков, более менее выстроены отношения с живущими по соседству народами, которым нужно обустраивать пространство для своих детей и внуков, и появился мощный запрос на весомую местную опору, на символ укоренённости. Если хотите, на конструирование оренбургской телесности. И таковой опорой стала икона. Формирование оренбургской идентичности прямо связано с Табынской.

Тогда было принято: согласованный со священным синодом план-график и маршрут следования крестных ходов представлялся обер-прокурором на высочайшее утверждение. Тем не менее, высочайшее утверждение – одно, но то, что нашим прадедам  на протяжении 60 лет удавалось из года в год организовывать столь грандиозное действо, говорит об их немалой способности к самоорганизации.

И самая главная точка пересечения легендарной иконы с судьбой казачьего атамана Александра Дутова: без выпестованной в предыдущие полвека оренбургской идентичности столь мощного сопротивления советам не случилось бы. Дутовщина – так называла большевистская пропаганда процессы, идущие на нашей земле – непосредственно  произрастает из оренбургской укоренённости, ключевым символом которой является Табынская икона.

И тупик в бесконечности

2 февраля 1918 года советская власть издала «Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви». Считается, что с него начался большевистский разгром религии.

Но на каком фоне это происходило, например, в наших краях?  

«С 7 августа по 13 декабря 1917 года епархией управлял первый викарий Дионисий (Сосновский) …отношение прихожан к священникам, клиру и поведение самих священников становилось всё более пугающим и менее поддающимся контролю. Чуть ли не каждый день … приходили известия то от одного, то от другого священника об изгнании его из прихода без суда и следствия. Многие священники, не выдержав невыносимых условий, сами бежали из приходов».(Цитата из фолианта «Оренбуржье православное: история и современность», изданного оренбургской епархией в 2014 году.)

Сто лет назад в Оренбурге было всего несколько десятков большевиков, занятых в основном внутренними разборками с меньшевиками.  Значит, дело не в большевистской пропаганде. Более того, в декабре 17-го года Совнарком выделил деньги на рождественские подарки не только детишкам, но и солдатам, «Известия ЦИК» опубликовали официальное рождественское поздравление, а сам председатель СНК тов. Ульянов-Ленин взял небольшой рождественский отпуск.

Что мешало большевикам тогда усадить Христа рядом с собой на броневик –  как сегодня зюгановы-прохановы провозгласили его первым коммунистом в истории? Да ничего. Но для удержания власти им сподручнее было действовать ровно наоборот.

Кстати, составители «Оренбуржья православного» допустили некоторую неточность. Летом 1917 года ио главы епархии был Дионисий, но не Сосновский, а Прозоровский (он еще возглавит нашу епархию в конце 20-х годов). А Дионисий (Сосновский) тоже временно управлял епархией, но несколькими годами ранее, когда вроде бы никаких проблем и хруст французских булок. Но вот что он писал в 1913-м:

«Интеллигенция потеряла русскую самобытность, объевропеилась и смотрит на нее с пренебрежением как на остатки невежества, и этим отделилась от своего народа. Большинство этой интеллигенции, если и не утратило совершенно веры в Бога, то стало индифферентно, стало безразлично относиться к делам веры и церкви».

Автор этих строк в Первую мировую служил вторым викарием Кишиневской епархии, в самом начале 1918 года бежит из-под румынской оккупации,  и на следующий день после подписания упомянутого декрета его изрубила шашками какая-то шантрапа, сняв с поезда.

***

Мемуары генерал-майора генерального штаба Ивана Акулинина, ближайшего соратника атамана Дутова «Оренбургское казачье войско в борьбе с большевиками. 1917-1920» – один из немногих известных текстов, написанных непосредственными участниками тех событий. Помимо событийной фактуры, в очерке подробно описывается и анализируется роль и поведение самых разных слоёв населения в условиях гражданской войны. Иван Григорьевич подробно перемолол косточки всем сословиям, от башкир и киргизов до торгово-промышленного люда и «продажной казачьей полуинтеллегенции» (опять эта интеллигенция! – авт.). Но вот на что обратилось внимание – религиозную сторону Акулинин проигнорировал полностью: не то что про Табынскую икону, про священнослужителей – ни буковки.

И в других мемуарах белых найти рассуждения по теме – дорогого стоит. 

Да и прочие моменты. Например, в период Гражданской войны церковные вопросы ни разу не становились предметом специального рассмотрения Войсковых Кругов Оренбургского казачьего войска, местное самоуправление не считало эти проблемы значимыми и, в основном, занималось насущными военно-политическими или хозяйственными вопросами.

***

То есть не только большевики – общество в целом было, как выразился от. Дионисий, было индифферентно к делам веры и церкви. И поднимать над головой икону, идти с ней в народ, дабы привлечь его на свою сторону, было бы не лучшей идеей.  Более того,  теперь ранее почитаемая икона символизировала мир, против которого общество бунтовало.

Для тех же, кому религиозное наполнение было по-прежнему важно, имел значение стародавний шлейф внутрирелигиозных конфликтов. Изначально Табынская была одним из инструментов обращения в православие башкир и татар – от такой политики к описываемым временам отказались, но в предании  упоминания остались. Всю вторую половину позапрошлого столетия правительство и св. синод методично занимались «уничтожением вековой розни между старообрядцами и православными», и Табынская вновь была здесь не на последних ролях. А сколько в Оренбургском краю было различных сектантов – о них в предании так: «В некоторые селения икона заходить отказывалась».

Любая пропаганда пытается приписать врагу непопулярные, непрестижные с общепринятой точки зрения качества. И наоборот, присвоить «своим» свойства, нравящиеся толпе. Большевики – большие мастера пропаганды – позиционировали себя как безбожников, а своих врагов – как верующих.

***

Что касается грабежей церковных ценностей, в числе риз из драгметаллов с икон. Неоднократно публиковались свидетельства, что этим активно занимался, например, атаман Анненков – чем вам не белый? Тот самый Анненков, в зависимость от которого  волею судеб в конце 1919 года попал Дутов.

А с другой стороны? В сентябре 1919 года красным под Актюбинском сдалась Южная армия. В том числе была  захвачена полевая церковь со всей утварью. Все ценности были описаны и переданы в финорганы. В то время шла конфискация советами церковных ценностей, и самое дорогое продавалось за рубеж. Кульминация изъятий  пришлась на 1922 год. В поисках аутентичной иконы я бы посмотрел в эту сторону.

(Продолжение следует)